Нижеследующий очерк - любопытное исследование о сходстве некоторых элементов современного Black Metal и древних обычаев германских народов. Написан он австрийским ученым и музыкантом Кадмоном для издаваемого им журнала "Аорта", посвященного вопросам эзотерики, культорологии и т. п.

Взят из книги "Князья Хаоса" М. Мойнихена и Д. Сёдерлинда (в переводе Мартина)

1.

В детстве, что прошло в горной части Австрии, в прекрасном месте меж горных озер, мне удалось увидеть Перхтов, которые темными зимними ночами бродили по городам и весям. Перхты были добрые, прекрасные, в ярких разноцветных одеждах, с блестящими украшениями, Шьяхперхты – ужасные приведения с того света, с грубыми формами, с деревянными или берестяными масками, облепленные мехом, мхом или лишайником, одним словом, демоны, в которых рядились на празднество местные жители. Так вот Шьяхперхты - ужасные почему-то привлекали меня больше всего. Их окружала своеобразная аура паники. Еще несколько веков, а в некоторых отдаленных уголках, и десятилетий тому назад, эти костюмированные персонажи, которые сегодня выполняют лишь роль примитивного шоу, китча для развлечения приезжих, были совершенно искренней обрядовой практикой, сохранившейся с дохристианских времен. Зрелище было настолько жутким, что при виде этих демонических существ со звериными масками ужас испытывали не только дети, но и взрослые. В карнавале Перхт языческая древность, так называемые "темные века", языческая культура вервольфа может в первозданном виде сохранится до наших дней. Взрослые, как правило, всегда распознавали ряженных, но даже после того как они узнавали в чудище соседского мальчишку, в их сознании вкрадывалось странное ощущение того, что под облачением призрака находится совсем другой человек.

"Всякий облаченный в эти опасные одеяния рискует сам попасть под влияние темных, неведомых Сил. Нечистые бесовские силы пробуждаются в нем; он сам превращается в беса... Ряженые в эту ночь становятся "одержимы", они являются сосредоточием бесовства и чертовщины."

Отто Хефлер, "Тайные обрядовые сообщества германцев"

Во всех шаманских культурах присутствуют танцы, символизирующие животных. Шаман облачается в меха, одевает украшения из зубов, клыков, перьев или же раскрашивает тело и лицо для того, чтобы пробудить в себе качества того или иного животного. Каждый ритуал зачастую может иметь свою определенную динамику, а простое копирование поведения животного в какой-то момент совершает метаморфозу в самом танцующем. В своей психологической драме мифология переплетается с глубинной психологией. В сознании шамана и в сознании внешнего мира его дух сливается с духом изображаемого им существа.

Оживленное воображение перерастало в мистическое родство. Маска не только меняла внешность, она влияла на восприятие. Она "коротко замыкала" повседневное сознание на часы, дни и даже недели, перед глазами открывалась пустыня... "Символическая" магия оказывала действие на человека, стирая грань между актером и изображаемым им существом. Подобная метаморфоза играла также значительную роль среди берсерков и вервольфов - происходила она иногда сознательно, иногда нет. Эти воины носили волчьи шкуры, ремни их были свялены из волчьего волоса, они пили особые напитки, в которые, вероятно, подмешивались наркотические вещества.

В 1961 году в теперешней Латвии произошел такой случай: старый крестьянин по имени Тьез вдруг начал постоянно рассказывать о том, что он является членом стаи вервольфов, о том, как, одевая волчьи шкуры они превращаются в волков, приобретая при этом невиданную силу, о том, как они охотятся на настоящих или воображаемых врагов, как рвут на части животных или спасаются от собак.

Этот старик в свои восемьдесят все еще был вервольфом и хотел перед смертью передать свою Силу молодому преемнику. Он сам был посвящен в вервольфы таким же старым крестьянином, передавшим ему свою волчью шкуру. Отныне в определенное время года - в частности, в зимнее и летнее солнцестояния - он должен был обращаться, будь то по своей воле, или нет, в волка. Выбора у него не было, и хотел ли он использовать свою силу или нет, не имело значения, даже если бы он решил бороться с ней.

"В старину жили на свете молодцы, которые в особый день, надев колдовскую шкуру, превращались в вервольфов. В обычной жизни же были они такими же, как и все, а может быть и лучше: были они добры и дружелюбны и никогда не причиняли никому вреда. Но когда принимали они волчью личину, нужно было остерегаться их. Многие из этих несчастных хотели избавиться от этих проклятых шкур, но..."

Г. Гойе, Р. Фольтер "Фламанские былины."

2.

Австрийскому фольклористу Отто Хефлеру в своих книгах "Тайные обрядовые сообщества германцев" и "Культы перевоплощения" удалось доказать, что "Дикая Охота" была не мифологической интерпретацией бурь, гроз или птичьих стай, как полагали многие исследователи, но являлась союзом мифологии и фолклора, мифа и реальности, а также важнейшим элементом нордических мистерийных культов.

В этих легендах он усматривает упоминание о первобытных, подчас диких обычаях, в которых принимали участие молодые, как правило, неженатые люди на празднества и гуляния. Они образовывали некие союзы, и то, чему в них учили, должно было оставаться тайной за семью печатями - разительное сходство с тайными средиземноморскими культами.

Хефлер также отмечал некоторые сходства этих культов перевоплощения в животных и демонов с культом Митры (в котором посвященные различного уровня носили маски львов и воронов.

Таким образом, юноши олицетворяли души своих далеких Предков). Хефлер подчеркивал, что в германском Weltanschauung, как и во многих других дохристианских культурах не существовало четких границ между этим и загробным миром - эти границы были весьма размыты. Обычаи этих культов были весьма жестокими. Употребляя или же нет наркотические вещества, их члены достигали "тевтонской" ярости, которую Хефлер называл "сознательным экстазом ужаса", который мог доходить до различных крайностей:

"Этот тип религиозного "расширения реальности" вовсе не являл собой лишь удовольствие, получаемое от оргии, но был скорее своеобразным долгом перед умершим. В экстазе рушились границы индивидуального сознания, но не границы порядка: человек должен был достичь надиндивидуальной общности с умершими".

"В германских племенах берсерки олицетворяли необузданную страсть, воображение, вдохновение, что для полноценного существования общественного организма не менее важно, чем консервативная функция, которую исполняли более взрослые родичи или же старцы".

Георгий Думезил.

Любопытные детали, касающиеся "Дикой Охоты" были найдены мною в диссертационной работе Кристины Йоханнссен, посвящённой нордическому молодёжному костюму. В Норвегии "Дикую Охоту" называли "Оскорей", "Оскорейди", "Оскорейн", Это слово, более не употребляющееся в современном норвежском языке, означало "Ужасная Скачка", "Громоподобная Скачка" или же "Скачка Асгарда", все эти коннотации взаимно дополняли одно и тоже понятие. Кроме того, выясняется, что в Норвегии вплоть до конца прошлого столетия (!) среди молодых людей существовал обычай на праздники носить шкуры, меха и маски.

"Неистовая скачка, как правило, заканчивавшая погромами и разрушениями, была естественной вещью для этих людей. Но, в тоже время, в ней всегда соблюдались определённый порядок, определённый закон, и, конечно же, традиция; и объяснить с психологической точки зрения это явление одним лишь буйством молодых людей, неверно".

Кристина Йоханнссен

Но кроме наказания тех, кто не хотел пускать Оскорей на порог, дикие обычаи "дикой Охоты" имели и другое значение. Если демоны получали в доме еду и питьё, то они приносили гостеприимным хозяевам довольствие и достаток. Иногда крестьяне даже оставляли лошадей в стойлах с оголовьями, уздечками и сёдлами - считалось, что украденные ночью лошади сохраняют плодородие земли. В надежде снять богатый урожай, крестьянин мог рассматривать потери, сопряжённые с Оскореем, как часть своеобразной сделки с Силами Природы. Похожее отношение существовало и у альпийских крестьян, когда они награждали едой и вином шествующих от дома к дому ряженных Перхтов, или же позволяли им хозяйничать в кладовках. Латвийский вервольф Тьез говорил о мистическом значении украденной ими еды или задранных животных как о жертве, которую необходимо, вольно или невольно, принести; их священная кража была залогом грядущего урожая.

Но с годами всё больше и больше селян стали отказываться принимать дикие нравы Оскорея. Ритуальный характер краж и проказ стал забываться, вместо этого к ним стали относиться как к "предрассудку". Симпатии населения исчезли (этому, конечно же, способствовало принятие хрестианства, ненавидящее всё Природное и неиудейское - Хвар) - теперь ряженые юноши воспринимались не как воплощение душ усопших или духов плодородия и изобилия, а скорее как смутьяны и злодеи.

"Это полчище обычно мчится по воздуху; во главе его - всадница, иногда даже полуженщина, полулошадь. ... Они врываются в дома, забираются в подпол, воруют оттуда пиво, крадут из стойл лошадей и загоняют их почти до смерти, полумёртвые сами возвращаются домой. Появление Оскорея куда как неистовей, куда как ужасающей и страшней, чем появление святочных козлов и других "бессовских тварей". Когда он приходит на двор, то это никак нельзя назвать дружеским визитом, правильней это называется кражей, разбоем, чреватым разрушениями и увечьями для людей и скота."

Кристина Йоханнссен

В своих работах и Хефлер и Йоханнссен приводят примеры, когда в наказание нерадивым селянам даже поджигались дома. Хефлер пишет о тайном братстве Oja-bursar в Содерманланде, которое от своих членов требовало неукоснительного соблюдения правил строжайшей конспирации: "Очень характерной и странной одновременно особенностью этого культа было то, что ряженые во время своей дикой исступлённой оргии могли даже сжечь дом или совершить другие акты вандализма. По какому принципу избирались цели поджогов этой группой навсегда останется загадкой..."

Кристина Йоханнссен смогла найти следы пепелищ, оставленные Оскореем и в соседней Норвегии:

"Если вы не подготовитесь должным образом к встрече Оскорея, вы рискуете навлечь на себя большие неприятности. Ряженые могут разрушить всё, что только можно разрушить, или как в Фоссе (Хордаленде) покалечить домашний скот или даже сжечь ферму."

(Позволю себе дать некоторые комментарии к вышеизложенному. Во-первых, принятие хрестианства, как я уже говорил, объявившее всё это "предрассудками", способствовало превращению сакрального Действа Дикой Охоты в обычную пьянку с дебошем, а, во-вторых, не надо мешать в одну кучу всякого рода "братства", творившие под видом "язычества" свои злодеяния с подлинными Мистериями Древних! Аналог Дикой Охоты существовал и у Славян. Он сохранился и после принятия христианства Русью. В Гоголевском произведении “Вечера на хуторе близ Диканьки” упоминается о колядках на кануне празднования христианского рождества. Ряженые молодые люди ходили по домам, пели колядочные песни, чем желали хозяевам дома процветания, а те в свою очередь, в качестве благодарности одаривали ряженых едой и питьем. Если же ряженых не пускали на порог, то они чинили всяческие разорения и погром хозяевам дома. Эта традиция сохранилась в российской и украинской глубинках вплоть до настоящего времени, что доказывает наш Общий Арийский Корень - Хвар.)

3.

"Использование инструментов, создающих шум, - один из самых эффективных способов привести человеческий организм в экстатическое состояние. Грохочущие железные тарелки и другие ударные инструменты использовались в различных процессиях, мистериях с незапамятных времён. Не менее важными средствами пробуждения ярости и агрессии во время шумных маскарадных шествий нашей родины - Перхт и Штембарта, были колокола и колокольца всех мастей и размеров. ... Во многих сказаниях говорится, что "Дикая Охота" приближается под звуки чарующей музыки, которая зачастую сменяется шумом и дикими криками. ... Непременным атрибутом воинства ("Дикой Охоты") является адский шум и грохот."

Хефлер

4.

"Для того, чтобы достичь контакта с потустороннем миром, чтобы достичь религиозного экстаза ими используются всеразличные ухищрения: маски, переодевания, шум (колокольцы, барабаны и т.д.), алкогольные напитки (особенно пиво и мёд), танцы, музыка, пение (а также призывные кличи, исполняемые фальцетом, похожие на колдовские заклинания) и т.д. Своим поведением и красочными одеяниями ряженые стремились показать, что они представляют сверхъестественных существ, а никак не человеческих особей. Одеваются они как можно более сюрреальней, говорят фальцетом, музыкой, танцами и пением доводят себя до исступления... Их одежды должны выглядеть так, как не привидится в самом страшном сне, поэтому использовалось всё, попавшее под руку, чтобы как можно более обезобразить свой наряд. Вокруг глаз они наводили углём чёрные круги, чтобы выглядеть ещё более устрашающе..."

Йохансен

Есть и ещё одна странная связь между Оскореем и поджогами церквей в Норвегии в 1992 году. В Сторетвейте, Фантофте, Холменколлене, Ставангере, Ормойе, Скьольде, Хокето и Сарпсберге в одну прекрасную лунную ночь в небо взвились искры пожарищ христианских храмов. Во время тушения пожара в Сапсберге погиб один из пожарников. Среди них этих сгоревших церквей была из немногих сохранившихся до наших дней деревянных - Фантофт. Некоторые блекметаллисты рассматривали разрушение церквей как акты возмездия христианским козням, когда сотни лет назад используя точь-в-точь такие же методы христианство оскверняло или уничтожало Священные источники Язычников, распиная Святыни Северян.

"Если бы это сделал я, то не стал бы сожалеть о содеянном. Эти деревянные церкви были построены в период перехода от Гордого Язычества с смешному христианству. Разрушая их, мы как бы начинаем Новый Отсчет Истории. Сам я никогда не поджигал церквей (знаем, знаем - Хвар), но приветствую тех, кто делает или делал это. Тот, кто строит христианский храм на Нашей Языческой Земле - тот оскверняет могилу Одина!"

Варг Викернес.